Хочу поделиться главой 4 книги Стилнес жизни, Р. Бэккера. На мой взгляд, в ней есть ряд интересных моментов, которые описывают остеопатические подходы Бэккера. Но мне также хотелось поделиться с вами тем, как общаются мэтры и студенты. Меня заставило поулыбаться. Некоторые вопросы остаются неотвеченными, а некоторые звучат так, что “иди и думай сам”… И это для меня о том, что я наблюдаю раз за разом – чем старше преподаватель, тем меньше прямых ответов он дает, заставляя учащихся искать свои ответы. Интересно, правда?
Это отредактированный транскрипт издания вопросов и ответов на основном курсе краниального обучения Сазерленда в Тусле, Оклахоама 1988. Цитируемые члены факультета – доктора Роллин Бэккер, Джон Харакал, Эдна Лэй и Герберт Миллер.
Вопрос: У меня был опыт, когда я положил руки на голову, начал работать, а потом поднял свой взгляд и был в шоке, что прошло 30 минут. Это ужасно, так делать?
Э. Лэй: Вы никому не навредите, но этот вопрос задает хорошую точку для обсуждения. Люди, которые выполняют эту работу, могут быть настолько влюблены в эти чудесные странные волны ритмических процессов, что они просто начинают «на них кататься». Они просто получают от этого удовольствие. Это не принесет вреда и можно заниматься этим вечно, но это никуда вас не приведет.
Р. Бэккер: За долгий период многих лет лечения пациентов я продолжал работать над установлением взаимоотношения 1 на 1 между моей собственной тканью жизни и таковой у пациента. Если вы полностью уберете из уравнения вашу личность, уберете ваше имя, уберете всё, чем владеете в жизни, за исключением того, что поддерживает вас живым, тогда автоматически вы – это просто физиология тела за работой. Если я могу работать один на один пытаясь понять, что их механизм пытается мне сказать, тогда я буду направляться тем типом паттерна и функции, которые есть в пациенте. Их механизм буквально несёт ответственность за то, что происходит. Я не смотрю на паттерн внутри механизма. Я слушаю то, как механизм функционирует по мере того, как он функционирует с моими руками в контакте с ним.
Я объясню один клинический случай, чтобы было легче. Ко мне в кабинет пришел клиент, у которого был плечевой неврит уже 18 месяцев. Он был крепким молодым мужчиной, но чувствовал он себя ужасно, у него были головные боли и дюжина других жалоб. Кстати, одну вещь, которую я позволяю себе делать – это осознавать, что эти пациенты собираются прожить ещё долгое время, поэтому я не пытаюсь решить все их проблемы в тот день, как они пришли ко мне в кабинет. Но после двух или трех сеансов я стал осознавать, что улучшений для этого мужчины не происходит. Ничего не поменялось, совсем.
В норме физиология тела моментально производит изменения, поэтому каждый визит я задаю себе вопрос: были или не были изменения со времени последнего лечения? Я признаю факт, что потенциал для изменений активно присутствует в каждом лечении. Я принимаю любое изменение, какое бы ни произошло, не важно – большое оно или маленькое, и я не беспокоюсь как много займет времени для пациента, чтобы ему стало лучше.
В таком ключе, уже примерно после третьего лечения я наконец осознал, что я сидел с не той стороны рычага. Казалось, что всё происходило в верхней части его тела. Но ничего не менялось. Поэтому я пошел ниже проверить ещё раз крестец и оказалось, что он полностью заблокирован и он не может независимо идти ни во флексию, ни в экстензию. Когда я наконец дошел до того, чтобы его протестировать, я расположил одну руку под крестцом и другую руку расположил поверх подвздошных костей и когда я попросил его согнуть или разогнуть лодыжки весь таз двигался как одно целое. Это означает, что крестец полностью заблокирован в тазу. Крестец не мог двигаться относительно подвздошных костей. Крестец был проблемой, но где были все симптомы? Вверху, на другом конце. Всё наверху жаловалось, потому что им приходилось функционировать вопреки полностью заблокированному крестцу. Задав пациенту вопрос, я обнаружил, что однажды ему пришлось поднять что-то невероятно тяжелое. Это заблокировало крестец между подвздошных костей, и он не мог свободно функционировать.
Чтобы это вылечить это, я применил позицию рук на подвздошных костях, захватывая все вовлеченные ткани и работал с этим используя приливной механизм, проходящий через эту область со скоростью 10 раз в минуту. Я таким обрезом стал активно работать[1] вокруг крестца и подвздошных костей, чтобы растормошить их и сказать им: «Эй, смотрите, мы тут с вами работаем». В следующий раз, когда он пришел, я уже наблюдал, как часть функции стала возвращаться в эту 18-месячную проблему. Уже скоро после этого, во время другого лечения, внезапно таз дернулся и крестец вернулся к своей работе, и вся симптоматика клиента ушла.
То, что я хочу тут сказать это: «мы направляемы живой физиологией пациента, направляемы пойти и найти место, где есть что-то, что можно сделать, чтобы позволить его телу натренировать себя и отпустить свои проблемы, и обычно, это не там, где есть симптомы. Постоянно читая этот живой механизм, мы можем знать, как он отвечает на то, что мы сделали во время последнего лечения и взять во внимание, что возможно сделать в этот день приёма.
Доступная информация постоянно меняется. Что такого есть у тела, что оно хочет сказать мне и как я могу воздействовать на него, чтобы оно говорило громче? Как я могу почувствовать то, что что-то собирается произойти, или вдруг я осознаю, что это уже произошло, так что лучше мне просто позволить уже идти домой и выздоравливать? Такой подход к лечению является организованным методом позволения человеческому организму производить изменения в живом теле посредством живого врача.
Я принимаю тот факт, что я могу изучить как использовать физиологию тела этого пациента, чтобы она делала свою собственную работу. Вопрос такой: Какой наиболее простой механизм я могу использовать, который буквально имеет некоторый контроль над всем происходящим в теле? Одновременно работает сразу множество разного рода механизмов. Подумайте обо всём, что делают наши тела. И тем не менее, не важно, что делается, всё в теле просто идет в ритмический процесс флексии/внешней ротации и экстензии/внутренней ротации. Абсолютно всё. Я развил пальпаторные навыки, с помощью которых я могу читать механизм флексии и экстензии любой ткани в теле. Мне не надо называть это мышцей, мне не надо называть это плечом. Я могу просто назвать это частью тела, соблюдающей правила.
Я могу выбрать и работать с чем угодно в теле, потому что каждая ткань следует правилу флексии и экстензии. Не обязательно, чтобы у неё было имя. Другое дело — это то, что всё в теле приводится движением флюида, иначе бы это не работало совсем. Поэтому мой пальпаторный навык может читать эту приводящую силу флюида, которое сопровождает флексию и экстензию.
Вот еще один клинический пример. Женщина приходит в кабинет с паттерном натяжения большой поясничной мышцы, в который сложно поверить. Она была на кемпинге и спала в палатке, когда посреди ночи завыл волк и её муж вскочил, чтобы понять, что это было и когда вскакивал уткнулся локтем как раз в большую поясничную мышцу.
Когда я её обследовал, я сначала изучил её противоположное плечо, не потому что там было что-то не так, а потому что я хотел узнать какой её нормальный паттерн флексии/наружной ротации и как функционирует приводящая сила её флюида. На сколько витальна флуктуация спинномозговой жидкости? Есть ли какой-то паттерн, который происходит в этой области? Как это ощущается в здоровом состоянии? Я ощущаю и читаю настолько внимательно, на сколько могу: Как выглядит механизм здоровья для этой относительно здоровой области?
Теперь у меня есть цель. Я знаю, что вот это теперь мне следует ожидать найти, если я когда-либо смогу провести коррекцию в поврежденной области. Такое исследование не занимает много времени, две или три минуты, сколько обычно занимает буквально почувствовать и послушать ткани в этой области. Потом я иду туда, где есть паттерн напряжения. Я заваливаюсь[2] в это место, прилагаю какое-то давления в области повреждения, и я не чувствую ничего из того, что я чувствовал в неповрежденной области. Ничего не происходит в этой области напряжения. Оно не может происходить. Оно в напряжении, оно спит, и оно в этом состоянии последние шесть месяцев. Итак, я включаюсь в эту область и располагаю мои руки вокруг этих тканей. Я начинаю еще больше активничать[3] в этой области, спрашивая и следуя за ней, и работая с фасцией и механизмом флексии-экстензии направляющим эту область. Я собираюсь растормошить здесь всё, что смогу найти, чтобы увидеть, может что-то начнёт происходить. Через несколько минут, вдруг, я осознаю, что может быть что-то произошло, а может нет, но я собираюсь на этом закончить. До того, как она покидает кабинет, я проверю ту относительно нормальную область снова, чтобы убедиться, что она по-прежнему работает, как и должно.
Я позволю пройти неделю перед тем, как пациент придет снова. Когда она придет, я вернусь к этой области плеча, чтобы проверить, что она по-прежнему работает нормально. И затем я пойду в область проблемы, и там по-прежнему не так много происходит, поэтому я опять сосредоточусь на ней. И я буду продолжать до тех пор, пока не услышу эту маленькую, еле заметную вещь, которую еле слышно и которая говорит: «может быть я уже проснулась, а может быть нет». Но я больше её не лечу в этот день. Поверьте мне – я не делаю этого. Вы никогда не должны повреждать чрезмерной работой уставшего пациента, уставшую ткань. Вы можете с ней поработать какое-то время и тогда она стане менее уставшей.
После третьего или четвертого визита я осознаю факт того, что в этой области теперь что-то происходит. Приходит день, когда работающий механизм буквально создаёт изменения глубоко внутри фасции. Приливное движение флюида наконец справляется с тем, чтобы проходить через эту поврежденную ткань.
В следующий раз, когда она приходит, её механизм говорит: «Я тут достаточно хорошо справляюсь. Я с этим ещё работаю, поэтому пожалуйста, позволь мне пропустить лечение следующие две недели, и позволь мне всё это впитать». И я пропускаю этот день. Пациент возвращается, и я чувствую такую же «жизнь» в большой поясничной мышце, как я чувствовал в её здоровом плече. Используя свой пальпаторный навык, я был направляем движением флюида и механизмом флексии/экстензии пациента, как единственными инструментами в работе.
У меня заняло много времени осознать, что можно продолжать «кипятить» этот механизм до максимальной простоты. Нет ни одной медицинской книги, которая говорит, что вся физиология тела — это механизм флексии и экстензии, приводимой в движение флюидом, но тело каждого пациента, входящего в ваш кабинет – делает это. И вам не надо идти и покупать это, это находится прямо здесь – в вашем кабинете.
Вопрос: Доктор Бэккер, вы только что рассказывали о том, как вы вваливались в область повреждения большой поясничной мышцы, а вчера вы рассказывали об идее быть как быть на отдалении – как «водомерка». Можете ли вы больше поговорить об этих двух идеях? Как они соотносятся с потенцией и как они могут сосуществовать одновременно? Если быть конкретным, могли бы вы поговорить о концепции «ввалиться» в противоположность «быть чуть на отдалении»?
Э. Лэй (доктору Бэккеру): Это как раз то, о чём я хотела, чтобы вы рассказали, о случаях, когда вы использует внешнюю силу для того, чтобы повлиять на внутреннюю.
Р. Бэккер: Я не знаю, есть ли у меня ответ. Идея водомерки – это просто образ, который я использовал. Я говорил о том факте, что есть различные уровни, на которых мы учимся пальпации. Есть чувство прикосновения в наших руках и проприорецепторы в мышцах предплечий. В дополнении к этому мы можем осознавать, что мы получаем эту информацию через сенсоромоторную систему нашего мозга. Любой из этих подходов в отношении возможностей человеческого тела становятся автоматически доступными просто за счёт изучения механизма, такого как он есть в пациенте.
Пациент приносит проблему, что-то в чём он застрял, и нам надо что-то сделать, чтобы помочь ему выбраться. Давайте вернемся к основной идее, о которой мы говорили ранее, что механизм тела – это красивая организованная система флексии и экстензии тканей, приводимая в движение флюидом. Если мы уберем из пациента все аспекты личности, то всё, что останется – это живая, индивидуальная физиология тела, которая пришла в кабинет, у которой нет ни имени, ни чего-либо ещё, что могло бы её идентифицировать. Пациент просто приносит что-то, что имеет проблему, и всё, что хочет тело пациента – это какой-то помощи. Иначе, для начала, он бы не позвонил и не записался.
Я отвечу на ваш вопрос следующим образом: если я уберу всю личность из пациента и осознаю, что я просто работаю с тем, что он принёс с собой, тогда я оставлю в стороне его человеческое тело как персональный механизм, в то время как я буду принимать его тело как тотальный паттерн функции. Я вижу, что у него есть тотальный механизм флексии-экстензии, приводимый в движение флюидом, у которого уже всё происходит при входе в кабинет.
Один из способов как я это визуализирую – это как запрыгнуть на движущийся поезд, удерживаться за него и следовать за локомотивом и вагонами. Я не взаимодействую ни с чем личностным. Вместо этого, я выбираю механизм и работаю с ним. Я могу заметить, что что-то происходит в первом вагоне, что-то происходит во втором и третьем, а инженер отдает приказы.
Это может быть как скольжение водомерки по различным элементам, которые приносит клиент, которое позволяет мне быть внешним наблюдателем, и это не заставит меня потеть. Я могу перемещаться и работать с той тканью, вокруг нее, пока не получу от нее клинический отклик. Я наблюдатель. Я могу быть водомеркой, наблюдающей, что происходит и я могу сойти с поезда до того, как он уедет далеко по своему пути. То, о чём мы тут говорим – это забота о живом теле, которое на самом деле никогда не хотело бы увидеть меня снова, и я тоже этого хочу. Таким образом у меня есть точка, из которой я наблюдаю это происходящее великолепие. Идея водомерки – это простой подход, который позволяет мне иметь контроль над тем, что происходит. Я использую подход водомерки, чтобы получить взгляд изнутри и иметь возможность следовать за механизмом живого тела, которому не нужны имена и паттерны.
Г. Миллер: Я хочу, чтобы вы обратили внимание, что за всё время пока говорил доктор Бэккер, он говорил о механизме, не называя никаких конкретных частей. Если вас приводит в стресс факт того, что вы должны назвать вещи своими именам для страховой компании или любой другой причины, оставайтесь на границе общего контекста. Потому что, если вы посмотрите на это, вы остановитесь и начнёте анализировать. Не занимайтесь этим в процессе работы. Сделайте свою работу, а потом, вы можете проанализировать и назвать вещи, если это будет необходимо.
Р. Бэккер: Верно на 100%. Когда я работаю в своём кабинете с пациентом, я буду использовать принцип водомерки или всё, что угодно, что я могу. Когда речь заходит об удовлетворении потребностей страховых компаний или кого-либо ещё – это другая часть моей жизни. Я сначала работаю с пациентом, а потом пишу в отчёте, что это была соматическая дисфункция шейного позвонка на уровне С5 и возвращаю это страховой компании.
Дж. Харакал: Вот ещё одна аналогия, которую дал доктор Бэккер. Он говорит, что по мере того, как мы приближаемся к пациенту с нашим вмешательством или кооперацией, или как бы вы это ни назвали – уже есть лодка жизни, которая плыла по течению ещё до того, как вы подошли, и она надеется, что она продолжит своё движение после того, как вы уйдете. Всё, что вы делаете – это заходите на лодку, чтобы помочь ей рулить между берегами так, чтобы не повредить себя. Это другой способ сказать: «не принимайте себя слишком серьёзно, потому что ваше вмешательство может проделать дыру в лодке». Вы там просто для того, чтобы помочь в рулении лодки. Осознайте, что река жизни уже текла в этом человеке с момента зачатия и будет течь до самой смерти.
Вопрос: Мне по-прежнему не понятно, что мы делаем. Мы следуем за механизмом, и теперь мы там, мы находимся на паттерне напряжения, мы видим его, мы чувствуем его, и что дальше?
Р. Бэккер: Что дальше? Мы используем это для работы! Вы берете и держите ткани в самой области и вокруг нее и прикладываете небольшое давление на них. Вы вовлекаете механизм тела, который автоматически идет в флексию/внешнюю ротацию и экстензию/внутреннюю ротацию, и вы следуете за этими паттернами в этой области, где такни идут в это раскачивание. Я кладу руки в эту область и прикладываю достаточное давление через мои предплечья, чтобы инициировать изменения.
Э. Лэй: Наконец-то он сказал это. Он что-то делает своими руками!
Р. Бэккер: Я бы хотел ответить на более ранний вопрос джентльмена, который говорил о том, что он чувствует себя опустошенным в конце дня. Когда я практиковал в Мичигане в 1940х, я осознал тот факт, что когда я занимался такой вот остеопатией, я был немного как игрушка йо-йо. Один пациент придёт с тем, что не вмещает и выплескивает это на меня. Следующий пациент придёт опустошенным, и он автоматически забирает всё, что у меня есть. И за весь день, я чувствовал себя то, как будто меня высосали, то, как будто меня избили до смерти. Когда я после этого встретил доктора Сазерленда, я сказал: «Доктор Вилл, я бы хотел задать вам вопрос. Я устал быть йо-йо. Что мне с этим делать?» Он сказал: «Защищай себя», и ушёл. У вас есть право защищать себя. Каждому из вас нужно найти свою систему, которая будет работать для вас, но у вас есть право защищать себя.
[1] Crowd in – столпиться, навалиться. Прямого подходящего перевода нет, но далее по тексту становится понятно, что это активное воздействие, в противовес наблюдению.
[2] Ещё один перевод crown-in, подходит по контекст повествования.
[3] Ещё один перевод crown-in, подходит по контекст повествования.
Свежие комментарии